Старые здания в центре исчезают одно за другим - на одном только Невском проспекте уже снесены три дома первой трети XIX века, на Литейном из-за близости к сносу пошел трещинами дом Мурузи, на Мойке дом Чичерина по-тихому сносят изнутри. Выясняя, зачем так стремительно разрушают исторический центр и есть ли возможности остановить этот процесс, корреспондент БГ Дарья Белова встретилась с теми, кто сносит, теми, кого сносят, и даже теми, для кого это, собственно, делается.
   
   жильцы
   - Журналисты все время приходят: "Возьмите кир­пич, сделайте печальное лицо", - рассказывает ху­дожник Вера Носкова, живущая во дворовом флиге­ле дома Мурузи. Мы стоим на кухне и глядим на замазанную трещину в стене. Не так давно сквозь нее можно было увидеть небо или, высунув руку, помахать кому-нибудь во дворе. Другие трещины, тоже шириной в ладонь, тянутся вдоль потолка всей квартиры и съезжают на скошенные стены. Пол плавает; снаружи ООО "Петербургстрой", получив­шее разрешение на частичную разборку соседнего дома (Литейный, 24), год назад снесло его до осно­вания и приступило к рытью котлована.
   
   - Мы начали возмущаться, еще когда они сносили здание, - продолжает хозяйка. - Здесь все было в пыли и грязи, потом подъехал эдакий динозавр и стал откусывать от дома гигантские куски размером в две квартиры и швырять их вниз. Это как малень­кое землетрясение: наш дом каждый раз вздраги­вал, я лежала в ванне, и вокруг дрожала вода. Потом по дому пошли трещины, и жильцы приня­лись строчить письма в районную администрацию. Строительство приостановили, во флигель начали ходить комиссии.
   
   - Когда флигель треснул, наша часть стала кре­ниться. Они понаделали в стенах много маленьких дырочек, залили в них клей и сказали: "Очень хоро­шо! Так была спасена Венеция". Этот клей тек по всем стенам и окнам, а трещины шли дальше. Они вернулись задумчивые и прорезали всю квартиру, как шашлык, металлическими штангами. Потом ре­шили, что все дело в окне, в самое холодное время зимы его вынули и два месяца не могли вставить обратно. Я хочу сказать, чтобы люди знали: если ря­дом с вами что-то начинают сносить или строить, сразу бейте тревогу, не ждите, как мы ждали! Вера знает, что говорит: недавно на собрании жиль­цов были представители от стройки и от района - они в один голос заявили, что строители ни в чем не виноваты.
   
   - Нам сказали, что нас, так и быть, расселят, что нам повезло и чтобы мы сидели тихонько и радова­лись. Похоже, что администрация и строители - одна шайка.
   
   То, что в историческом центре города нельзя снес­ти дом, не повредив при этом стоящий рядом, было проверено еще в 1993 году во время строительства отеля "Невский Палас", из-за которого растреска­лись и стали рушиться два соседних дома на Невском - №55 и 59. Эффект домино в центре города, который признают даже сами строители, объясня­ется тремя причинами. Во-первых, исторический центр стоит на деревянных лежнях, за 200-300 лет окаменевших в высоких грунтовых водах. Когда ря­дом начинают рыть котлован, уровень воды опуска­ется, дерево начинает гнить и фундамент соседне­го дома "плывет". Здания исторической застройки стоят стена к стене, поддерживая друг друга, и ког­да сносят один дом, второй неминуемо начинает клониться в освободившееся рядом пространство. При сносе одного дома происходит перераспреде­ление нагрузки на почву, что опять провоцирует движение грунтов и фундаментов. - Именно поэтому, - говорит Игорь Тупальский, глава Ассоциации по сносу зданий, - старые зда­ния необходимо сносить целыми кварталами или улицами.
   
   ЭКСПЕРТИЗА
   Именно так, кварталом, были снесены приобретен­ные компанией "Стокманн" здания, с XIX века до осени 2006 года простоявшие на углу Невского и Восстания. Оба снесенных дома (№114 и 116) до не­которого времени обладали тройной степенью охраны: они являлись выявленными памятниками архитектуры, охранялись как часть ансамбля Нев­ского проспекта и как объекты культурного насле­дия в охранной зоне. Дома, называемые выявлен­ными памятниками, - это как бы кандидаты в настоящие памятники, и именно они сейчас наи­более уязвимы. В последнее время КГИОП каждый год уменьшает их число, целыми партиями исклю­чая здания из охранных списков.
   
   - Это, конечно, не значит, что эти здания тут же можно сносить, - поясняет Михаил Мильчик, заме­ститель директора института "Спецпроектреставрация", - но именно так зачастую и происходит. Из памятников, исключенных приказом КГИОП от 2004 года, больше половины уже снесены. Угловой дом на Восстания был расселен в 1992 году по ава­рийности, больше десяти лет простоял бесхозным и постепенно разрушился окончательно. Проекты по реконструкции (а не реставрации) до­ма на Восстания появились уже в 1996 году. Тогдаш­ний владелец хотел сделать из квартала много­функциональный торговый комплекс. В 1999 году был полностью согласован архитектурный проект, предполагавший снос. Здание №п6 в это время еще являлось выявленным памятником, то есть объек­том, который по закону ни сносить, ни реконструи­ровать нельзя. Указом КГИОП его лишили этого статуса в 2004 году, через пять лет после согласова­ния проекта.
   
   - Обычное такое лукавство, - считает замдиректо­ра "Спецпроектреставрации". - Инвестор гово­рит: "Мы же развалюху сносим, что здесь ценно­го"? Мы проводили экспертизу - дом был в очень плохом состоянии, но мы сказали, что ценно: раз­меры, высота, композиция, характер кровли и, ко­нечно, фасады. На прочее, на внутренние дворы, например, мы немного закрыли глаза, пошли в чем-то на компромисс, но фасады советовали сохра­нить. Инвестор говорит: "Как я вам сохраню фаса­ды? Мне надо делать торгово-развлекательный центр, как я на эти стены обопру новые перекры­тия, у меня все рухнет!" На самом деле можно со­хранить фасадную стену, укрепив ее с внутренней стороны другой стеной - бетонной, но они доби­лись того, что дом был исключен из списков выяв­ленных памятников и его просто снесли. Правда, дали слово, что фасад будет восстановлен полно­стью, но это обычная инвесторская уловка: у них даже на рекламной перетяжке видно, что там будут огромные окна по нижнему этажу, которых раньше не было и в помине, и мансарда с прогулочной тер­расой, полностью меняющая облик дома. В декабре в передаче "Диалог с городом" губерна­тор Валентина Матвиенко обещала, что фасад будет воссоздан в точной копии. Но проект утверждался еще в 1999 году, и губернатору действительно надо было постараться, чтобы не заметить того, что он не является даже отдаленной копией существовавшего прежде дома. Этот угловой дом на Восстания стал первым за многие годы случаем разрушения исто­рически сложившегося ансамбля Невского, но в КГИОП пожимают плечами: согласовывали давно, изменить ничего нельзя. Смирившись с потерей до­ма №116, КГИОП долго бился за стоящий рядом дом Семьянова (№114), являвшийся настоящим памят­ником архитектуры. Он избежал больших переде­лок и сохранил черты позднего классицизма, остав­шись единственным в квартале напоминанием о былой застройке Невского. По закону сносить его было запрещено - да и необходимости в этом не было, но 114-й треснул, пока сносили 116-й, и его ча­стично снесли. Одно время от дома оста­валась только фасадная стенка, которую божился сохранить КГИОП. Месяц назад снесли и ее.
   
   Михаил Мильчик проводил экспертизу и по дому №15 на углу Мойки и Невского - дому Чичерина, где в начале века нахо­дился "Дом искусств", жили Гумилев и Мандельштам. Этот памятник архитектуры рекон­струирует ОАО "Талеон": надстраивают три этажа и бассейн на крыше. От Мойки до Большой Морской сквозь прилегающее здание XIX века собираются прорубать подъезд к парадной лестнице внутри двора. Мильчик пришел к выводу, что необходимо сохранить не только фасады, но и размеры, сверх­ценные интерьеры и разные мелочи вроде дорево­люционных туалетов. К экспертизе никто не при­слушался. Во дворе дома находились остатки овального корпуса бывшего Зимнего дворца Елиза­веты Петровны, построенного по проекту Растрелли в 1755 году. В этом дворце жила сама Елизавета, позже здесь принимал присягу Петр Третий, а в Тронном зале дворца, впоследствии от­веденном под мастерскую, Фальконе работал над моделью Медного всадника. Экспертиза, естествен­но, настаивала на сохранении овального корпуса. "Талеон" корпус уничтожил.
   
   - Дом Чичерина - это очень ценный памятник, - жалуется Мильчик, - там надо проводить рестав­рацию и исследования. А проводится реконструк­ция, притом что реконструкция исторических па­мятников запрещена законом, невозможна вообще. Вообще дико то, что у нас инвестор может заказать экспертизу сам. Это настоящий абсурд, нелепость. "Талеон", "Фрунзенский универмаг", "Стокманн" да и все остальные тоже заказывают экспертизы сами. Ну а кто платит, тот и заказывает музыку.
   
   ОППОЗИЦИЯ
   Незадолго до перестройки усилиями историков Алексея Ковалева и Сергея Васильева была образо­вана группа "Спасение памятников". Именно эта группа устраивала трехдневный митинг против сноса гостиницы "Англетер" - возмущения в горо­де были столь мощными, что хотя здание не удалось сохранить, власти вынуждены были пойти на диа­лог с активистами движения. Сегодня кроме "Спа­сения" против сноса исторических зданий борется ВООПИиК и недавно присоединившаяся к взрос­лым молодежь из движения "Живой город". Оно появилось сами собой - зародилось в ноябре 2006 года в LiveJournal.
   
   - Я открыла сообщество, и люди сразу стали к не­му примыкать, - вспоминает Лиза Никонова, ры­жеволосая девушка лет двадцати, стоявшая у исто­ков "Живого города". - Думала, что интерес угаснет, но сейчас нас уже около 700 человек, хотя настоящих активистов, может быть, всего полсот­ни. "Живой город" протестует против строитель­ства "Газпром-сити" на выставке проектов в Акаде­мии художеств, приносит гвоздики к снесенным домам на углу Невского и Восстания, собирает пи­кеты у дома Мурузи и вручает грамоту "антипочет­ному гражданину" Петербурга по итогам откры­того голосования в интернете. Первое место голосовавшие отдали вице-губернатору Вахмистрову, четвертое досталось Матвиенко.
   
   - Организации, занимавшиеся охраной памятни­ков в советское время, рассыпались, к настоящему моменту мы имеем полную дезорганизацию, - го­ворит другой участник движения археолог Нико­лай Смирнов. - Наша цель скорее в пробуждении общества, ведь среди сторонников разрушения есть не только зарабатывающие на этом компании, но и просто безразличные жители. Поднимать шум - это уже немало.
   
   РАЗРУШИТЕЛИ
   За право снести Фрунзенский универмаг будут биться две компании - "Терминатор" и "Ассоциа­ция по сносу зданий". Рынок разрушений с каждым годом растет, конкуренты закупают новую технику: экскаваторы, гидравлические ножницы, гидромо­лоты и роботы-демолишеры. "Ассоциация" в про­шлом году инвестировала в развитие технической базы $9 миллионов. "Терминатор" свои цифры скрывает, но они эффективно сносили на улице Шкапина, разрушили ДК Первой Пятилетки, строе­ния в "Новой Голландии", и три дома на Невском. - С каждым годом объем работ увеличивается в два раза, - говорит генеральный директор ООО "Терминатор" Андрей Третьяков, - сейчас участвуем в тендере на Фрунзенский универмаг, а уж как там решат - сносить его или нет, это не наше дело. "Ассоциация" тем временем снесла офицерские общежития на Литейном 24 и выиграла тендер на расчистку площадки под Газпром-сити. Обе компа­нии серьезно ошибались по крайней мере по одно­му разу - от действий "Ассоциации", очевидно, треснул дом Мурузи, а "Терминатор" снес дом N116 на Восстания так, что пришлось сносить соседний 114-й. Сейчас за ним начал трескаться следующий, 112-й. В КГИОП эти действия называет "варварски­ми" - здесь уверены, что "Терминатор" за них ош­трафован.
   
   - Кто вам это сказал? - спрашивает директор ком­пании "Терминатор"
   
   - В КГИОПе говорят, что у вас был грубый снос...
   
   - Неправда, нормальный был снос. Кто именно в КГИОПе вам это говорил? Это вообще-то подсудное дело так говорить!
   
   При этом президент ООО "Терминатор" Кирилл Орт - сын Александра Орта, одного из самых вли­ятельных чиновников в сфере строительного рын­ка. Начальник службы ГосСтройНадзора Орт-стар­ший должен был оштрафовать собственного сына Орта-младшего. И на неминуемый вопрос об этой родственной связи Третьяков отвечает:
   - Родство нас только дисциплинирует.
   
   ВЛАСТИ
   - "Терминатор" и "Ассоциация" меня однажды да­же на конференцию приглашали, смеется предсе­датель КГИОПа Дементьева. - Знаете, как называ­лась? "Перспективы сноса объектов культурного наследия".
   Смеяться нечему, "Терминатор" считает, что ни в чем не виноват, КГИОП считает, что фирма уже ош­трафована, а председатель КГИОПа уверена, что фасад дома 114 по Невскому стоит на месте, тогда как его там давно уже нет.
   
   - Нет-нет, - говорит Вера Анатольевна, - мы ос­тановили их 18 апреля и дальше они ничего сносить не имели права. Фасад трогать не могли. Позиция КГИОПа не менялась с 1999 года - здание мог ви­деть Пушкин. Мы вот думаем, может, эти стены те­перь кассетировать...
   И дальше мы с Верой Анатольевной обсуждаем, как можно будет кассетировать стены дома №114. После беседы я еду на Восстания и, увы, в очередной раз на­блюдаю отсутствие малейших признаков фасада. "Терминатору", судя по всему, грозит очередной штраф, про который он, видимо, снова не услышит.
   
   - Говорите, у вас здание аварийное? Хотите сно­сить? Тогда, пожалуйста, разбирайте ручным спосо­бом, гасите пыль, вытягивайте мусор, делайте мо­гильники для его сохранения. - считает Вера Дементьева - Посчитаем, сколько это стоит. После такого просчета не захочется ничего сносить, никто сознательно не будет расшатывать конструкции зда­ния с тем, чтобы довести до аварийности. Но у нас нет рычагов влияния. Вот Фрунзенский универмаг - Ковалев (из "Спасения памятников") заказал встречную культурно-историческую экспертизу, а что он хочет мне доказать? Что "Фрунзенский" - памятник? Я это знаю. Но с 1 января мы потеряли право производства экспертиз по инженерным ис­следованиям. Нам приносят техническую эксперти­зу, которую теперь подписывает ГосСтройНадзор, там сказано, что здание аварийно. Я смогу только го­ворить, что оно не аварийно, и все. Встречную экс­пертизу я проводить уже не имею права. Признание аварийности дома будет теперь зависит только от комиссии, связанной родственными уза­ми с одной из двух главных в городе компаний по сносу зданий - похоже, здания обречены, и инвес­торы обращают на КГИОП все меньше внимания. "Монблан", элитный жилой дом, строящийся за гос­тиницей "Санкт-Петербург", по высотному регла­менту не должен превышать сорока двух метров, но когда его достроят, он перевалит за семьдесят.
   
   - По "Монблану" вообще нет подписи КГИОПа, мы его не согласовывали, - комментирует Демен­тьева,
   
   - и теперь владельцы предлагают нам такой подход: те этажи, которые мы считаем лишними, мы можем выкупить и снести. У них квартиры уже распроданы, и они просят с нас $28 миллионов.
   
   - Все это, - сетует председатель КГИОП, - проис­ходит при полном попустительстве горожан.
   
   - Разве правительство - не единственная сила, способная этому помешать?
   
   - Наоборот, надо добиваться, чтобы за то, что тво­рится в городе, были бы ответственны не только власти. Газпром сейчас как лакмусовая бумажка - важно, чтобы в городе развернулась дискуссия, что­бы наконец-то все пришли к какому-то согласию - будем мы в этом городе что-то строить или не бу­дем. Мы все время смирялись с опусами некоторых архитекторов, делали вид, что это якобы в рамках архитектурной корректности - неправда, давно уже это не было в рамках архитектурной корректности. Так и размываются кри­терии. Еще десять таких построечек, и Газпром покажется нормальным.
   
   ИНВЕСТОРЫ
   - Это, конечно, вандализм, но остано­вить этот бизнес уже невозможно, - го­ворит Андрей, директор крупной инвестиционной компании.
   
   - Снести практически любой дом сейчас не про­блема, - говорит Андрей - вот идешь ты по Нев­скому или по любой другой улице, и приглянулся тебе какой-нибудь дом, не важно с жильцами или без. Первым делом надо писать в Управление по ин­вестициям - хочу, мол, в этот дом инвестировать, реконструировать его под торговый комплекс, офисный центр или гостиницу. Вообще-то, по зако­ну тут нужен конкурс, но объекты могут быть отда­ны целевым выделением при личном распоряже­нии губернатора. И иногда губернатор берет ручку и пишет резолюцию "прошу предоставить в целе­вом порядке".
   Андрей улыбается и порывшись в бумагах показы­вает документ с росчерком губернатора:
   
   - Видишь, обычно она пишет даже не "в целевом", а "в установленном порядке", ну и в итоге все вы­деляют. Это шаг первый. Дальше согласовываешь проект и отсылаешь ряд писем в КУГИ, КГА, КГИ­ОП, Комитет по экономике и прочим всяким. Все должны быть не против. Ну а дальше хорошо бы сделать дому аварийность, тогда его будет легче расселять.
   
   - А как это делается?
   
   - У нас исторический центр когда построен? В 19-м веке. Поэтому, считай, 90% зданий уже ава­рийные. Особо и стараться не надо. Заказываешь обследование, они пишут: "все такое плохое, что рухнет завтра!". Результат обследования нужно утвердить в Межведомственной комиссии, но если его проводила достаточно компетентная организа­ция, это нетрудно. Жильцы могут даже не дога­дываться, что живут в аварийном доме, и считать, что у них дом прекрасный, крепкий, а тем време­нем он уже находится под пристальным наблюде­нием. Эту бумажку согласовываешь с администра­цией района, еще там кое-какие согласования и все, получаешь аварийный дом. После согласования и признания аварийности начинается третий этап - расселение. С неприватизированными квартирами все легко: покупаешь в зависимости от норм на человека, скажем, 500 метров на озере Дол­гом и Жилищный комитет их уже сам расселяет. А с частниками приходится договариваться. Обыч­но с ними идут на мировую, но, если они упирают­ся и не хотят продавать по $2000 за метр, есть суд: согласно закону, аварийное здание эксплуатиро­вать нельзя. Идешь в консалтинговую контору, они оценивают метр в пределах разумного, так чтобы и тебя устраивало, бумажку - в суд, это официаль­ное заключение.
   
   - А почему дома не реставрируют?
   
   - Расселив, надо сносить, - не задумываясь отве­чает Андрей, - реставрировать намного дороже, с этим никто не заморачивается. Если к дому XIX века пристроить пару этажей, придется усилять фундаменты, а это очень затратно около миллиона долларов даже на маленький дом, несколько милли­онов за большой. А снести стоит копейки, тысячу рублей за кубометр, 100-150 тысяч долларов за ма­ленький домик, скажем, в тысячу квадратных метров. Сносишь, берешь кредит и начинаешь стро­ить. Строительство обходится примерно в $1000 за квадратный метр.
   
   МАТЕМАТИКА.
   Андрей кладет на стол чистый лист и столбиком пи­шет цифры. Они завораживают количеством нулей и оказываются настолько удивительными, что по сравнению с ними все что говорили в разрушаю­щихся домах, КГИОПе, ВООПИиКе и "Терминато­ре" начинает казаться мелким, несущественным и само собой разумеющимся. Согласование проекта, чиновники и экспертизы, весь этот перво­начальный этап, занимающий год-полтора, обхо­дится, оказывается, примерно в $300 000. Если в доме находилось государственное учреждение, на жильцов тратиться не приходится, его можно сразу после оформления бумаг продать по $1 000 за метр, и получить миллион. Причем продаются не те метры, которые были в старом доме, а те, кото­рые будут по проекту в новом, то есть на малень­ком двухэтажном домике можно заработать уже не 1 миллион, а 3.
   
   - А строить самому еще выгоднее, - Андрей снова бе­рется за карандаш. - Оформление - $300 000. Рассе­ление, если жильцы все же были, - $2 000 за метр. Снос - $100 за метр. Строительство - $1 000 за метр, и в итоге, после прибавления новых этажей, метр бу­дет в среднем стоить около $1 800. А метр в новом до­ме - в центре и с видом - продается по четыре-шесть тысяч долларов, то есть выручить можно уже $10-12 миллионов. Это маленький дом. На большом зараба­тывают в разы больше. По сравнению с такой прибы­лью даже потеря нескольких миллионов - ничто. Це­на устанавливается оценочной комиссией в самом начале, когда готовится проект постанов­ления правительства. Затем они проект рассматривают, и вот тут, конечно, бывают фокусы. Скажем, согласовано, что городу нужно отдать миллион. А Матвиенко гово­рит: "Сколько там? Миллион? Тьфу, что та­кое... Пусть будет пять!". Почему пять? А потому, что настроение такое... Я вспоминаю, что в КГИОПе мне расска­зывали о федеральным имуществе - там дела, говорят, обстоят еще хуже. Андрей охотно со­глашается. - Да, федералы сейчас борзеют совсем. Видят, что в городе бардак и под шумок разбазарива­ют, что у них есть. Там пару гектаров забрали у Ака­демии художеств, здесь домик оттяпали, поговарива­ют, что Таврический сад будут застраивать. На чиновников надеяться нечего, они это своими рука­ми делают и процесс активно поддерживают - лет за 10-15 все спустят. Защиты же нет никакой - макси­мум, пожурят и возьмут очень скромный штраф. Сколько он там? Да $60 тысяч.
   
   Дарья Белова
   Источник: "Большой город"